Финансовый кризис во Франции в 1720 году
Девальвация, инфляция, государственное банкротство, биржевой крах и банковская паника – все эти понятия, так хорошо теперь знакомые нам, были собраны в один букет в событиях, которые происходили во Франции еще в начале XVIII века. Их героем был шотландец Джон Ло, оставивший заметный след в истории.
После смерти короля Людовика XIV в 1715 году финансы Франции пребывали в плачевном состоянии. В бюджете не хватало денег на оплату процентов по огромному государственному долгу, а о погашении этого долга не могло быть и речи. Поскольку новому королю было всего 7 лет, все заботы легли на плечи регента, герцога Филиппа Орлеанского. Он стал решать финансовые проблемы сомнительными полумерами.
Была проведена так называемая перечеканка монеты (нечто вроде современной девальвации). Золотые и серебряные монеты изымались государством, а взамен выпускались монеты с тем же названием и номиналом, но с содержанием драгоценного металла на 20% меньше. Разница должна была пополнять казну. Были приняты суровые меры против неплательщиков налогов, а одного богатого откупщика, собиравшего по соглашению с казной налоги в целой провинции, за злоупотребления даже казнили. Власти поощряли доносы на людей, уклоняющихся от налогов, в результате чего доносы стали множиться, а хозяйственная деятельность – уходить в подполье. Ремесленники и торговцы были особенно недовольны действиями властей. Не более половины денег, полученных такими способами, попало в казну, а другая половина была присвоена приближенными регента, чиновниками и прочими лицами, имевшими такую возможность. Финансовые трудности продолжали нарастать, приводя регента в отчаяние.
Тогда регент вспомнил, что ему некоторое время назад докучал своими прожектами Джон Ло (1671–1728), шотландец средних лет, человек, опытный в делах и большой знаток финансов. В свое время Ло бежал из Англии, где был приговорен к смерти за то, что убил на дуэли человека. Он много поездил по Европе, изучал в нескольких странах банковские операции. Кроме того, у него была репутация умелого и удачливого карточного игрока.
На этот раз Ло сумел понравиться регенту, человеку неглупому, но легкомысленному и ленивому. Тот, как за соломинку, ухватился за проект спасения французской экономики и финансов, который представил ему шотландец. Ло говорил и писал, что главной причиной как экономического застоя, так и плохой собираемости налогов является недостаток денег. Он предлагал дополнить обращение золотых и серебряных монет бумажными деньгами – банкнотами особого банка, который он хотел учредить под патронажем королевской власти. Эти деньги, по его мнению, должны были, подобно свежей крови, оживить хозяйство и дать доход казне. Для Франции это была новая и смелая идея.
В мае 1716 года вышел указ об учреждении банка с уставным капиталом в 6 млн. ливров. (Серебряный ливр был основной денежной единицей Франции. На современные деньги по цене серебра он стоит приблизительно 40 американских центов.) Капитал был собран путем выпуска ограниченного числа акций банка, оплачиваемых отчасти звонкой монетой, отчасти долговыми обязательствами государства. Банкноты, которые стал выпускать банк, были признаны законными деньгами. В частности, они принимались в уплату налогов.
Ло объявил, что банкноты банка будут свободно размениваться на звонкую монету, притом по соотношению на дату их выпуска. Таким образом они были застрахованы от перечеканки монеты. Если бы содержание металла в монете было государством снижено, то держатель банкнот получил бы больше монет на соответствующую величину. Это был искусный ход, который сделал банкноты более твердыми деньгами, чем монеты из драгоценных металлов. На рынке они нередко расценивались дороже монеты. Скоро хозяйство страны почувствовало облегчение. Умиравшая торговля подняла голову. Налоги платились регулярнее и с меньшим ропотом, чем раньше.
Восстанавливалось доверие к государству и его обязательствам. Внимание всего королевства было привлечено к банку Ло, и престиж банка и его создателя все более укреплялся. Банк открыл отделения в нескольких крупных провинциальных городах.
Регент был изумлен блестящим успехом банка и теперь ни в чем не мог отказать ловкому шотландцу. Тогда Ло выдвинул свой второй знаменитый проект, который, можно сказать, обессмертил его имя. Он предложил создать акционерную компанию и предоставить ей монополию на торговлю с французскими землями в нижнем течении великой реки Миссисипи, которые считались сказочно богатыми золотом и другими ценностями. Компания должна была собрать деньги значительного числа акционеров и пустить их в исключительно выгодное дело. Эти земли назывались Луизианой по имени короля Людовика (Луи) XIV.
В августе 1717 года компания была учреждена и получила первоначально название Миссисипской компании. Было разрешено выпустить 200 тысяч акций по 500 ливров каждая. Покупатели могли оплачивать акции не только монетой и банкнотами, но и государственными обязательствами, которые на рынке котировались ниже номинала. Таким образом, компания становилась кредитором государства. Почти сразу возник лихорадочный спрос на эти новые ценные бумаги, доверие к которым поддерживалось своего рода ореолом, возникшим вокруг имени Джона Ло. Эмиссия же акций породила первую в истории спекулятивную горячку и первый биржевой крах.
Стремясь подстегнуть спрос на акции, Ло вложил свои собственные деньги в рискованную операцию, которая была, возможно, первой в истории срочной сделкой с акциями. Когда акции продавались всего лишь по 250 ливров, он предложил желающим купить у них двести акций по 500 ливров с оплатой через шесть месяцев, независимо от того, сколько они будут тогда стоить на рынке. В этой, как многим казалось, нелепой сделке был тонкий расчет, и он, к удивлению и зависти публики, полностью оправдался. К моменту расчета курс достиг 5000 ливров, и недальновидные продавцы, вступившие с Ло в сделку, кусали себе локти: на каждой акции он выигрывал у них 4500 ливров.
На этой сделке Ло заработал неплохие деньги, но личное обогащение его не очень интересовало: он был увлечен самой реализацией своей идеи. Это на время отвлекло его внимание от дел банка, который тем временем был переименован в Королевский банк Франции и стал прообразом центрального банка.
Между тем банк приступил к финансированию казны, для чего потребовались новые выпуски банкнот, слабо обеспеченных запасом драгоценных металлов. Неясно, видел ли Ло, что под его детище подводится весьма опасная мина.
Акции Миссисипской компании, которая, по всеобщему убеждению, находилась под особым покровительством правительства и обещала огромные прибыли, успешно расходились. Поскольку ей были вскоре даны привилегии в торговле с «обеими Индиями» (Вест-Индией, ныне землями Карибского бассейна, и Ост-Индией, теперешней Индией и соседними территориями), компания была переименована в Компанию Индий, хотя её деятельность по-прежнему в основном ограничивалась землями на Миссисипи. Однако новое название подчеркивало её могущество и универсальность.
Ло от имени руководства компании обещал на следующий год фантастические дивиденды по акциям, что подстегнуло спрос на них. Компания объявила подписку на дополнительные 50 тысяч акций, на которые было в короткое время подано до 300 тысяч заявок. Ло лично распределял эти акции, и его дом осаждали толпы желающих купить их по номиналу в надежде на быстрое обогащение. За несколько дней, пока составлялись списки новых акционеров, лихорадка достигла апогея. Герцоги, маркизы, графы вместе со своими супругами часами ждали аудиенции у всесильного финансиста. Пытаясь не смешиваться у дома Ло с толпами простонародья, они снимали квартиры в соседних домах, чтобы все время быть вблизи нового храма богатства. Об этом времени сохранилось немало анекдотических историй. Как-то раз, сидя в окружении знатных дам, добивавшихся подписки на акции, Ло стал проявлять беспокойство и в конце концов признался, что должен выйти по нужде. Дамы потребовали, чтобы он просто зашел для этого за ширму, но не покидал их.
Поскольку курс уже выпущенных акций неуклонно повышался, было решено выпустить еще 300 тысяч акций и продавать их по рыночному курсу. По указу регента вырученные деньги поступали в казну и должны были использоваться для погашения государственного долга. Неизвестно, в какой мере это благое решение действительно выполнялось.
Популярность и могущество Ло достигли зенита. В глазах народа он выступал чародеем, способным создавать огромное богатство из воздуха. Все классы общества были охвачены лихорадкой быстрого обогащения. Среди аристократии в то время практически не нашлось бы человека, который не поддался этой мании. Редкими исключениями стали герцог Сен-Симон, автор знаменитых мемуаров, в которых немало говорится о Ло, и старый маршал Виллар, участник многочисленных войн предыдущего царствования.
Люди обоего пола и разного возраста спекулировали на акциях. Узкая улица Кенкампуа, где близ дома Ло стихийно образовалась биржа, была забита народом. Арендная плата за дома и любые помещения на этой улице повысилась в несколько раз. Сапожник, которому посчастливилось иметь мастерскую на улице Кенкампуа, получал 200 ливров в день, сдавая в аренду убогое помещение и предоставляя клиентам бумагу и письменные принадлежности. Своим трудом он зарабатывал такие деньги за несколько месяцев. Рассказывали, что некий горбун нажил немалые деньги лишь тем, что подставлял свой горб в качестве пюпитра для подписания документов по купле-продаже акций.
Толкучка привлекала не только дельцов, но и массу любопытствующих зрителей. В толпе шныряли воры, орудовали мошенники и грабители со всего Парижа, из других городов Франции и даже из-за границы. Несколько раз приходилось направлять туда солдат, чтобы восстановить порядок.
Ло купил особняк, в который переселился с семьей, а примыкавшую к нему территорию предоставил под биржу. Он устроил так, что было запрещено продавать акции где-либо, кроме этого места. Так возникла первая фондовая биржа с определенной регламентацией сделок. В центре отведенной территории было сооружено до 500 киосков и павильонов для профессиональных торговцев акциями, которых сегодня мы назвали бы брокерами.
Эти временные сооружения были украшены пестрыми надписями, флагами и лентами. Стоял слышный издалека гул голосов, играла музыка, беспорядочно сновали люди. В толпе передвигались торговцы, предлагавшие всякую всячину. Все это создавало неповторимую атмосферу смешения бизнеса и забавы, привлекая многочисленных парижан и приезжих.
Между тем курс 500-ливровой акции поднялся до 10–15 тысяч, причем он резко колебался не только от одного дня к другому, но даже в течение дня; возникала невиданная возможность почти мгновенно разбогатеть или разом потерять состояние. Самый высокий курс, который был отмечен на бирже, составлял 20 тысяч ливров.
В заслугу Ло ставили экономическое оживление, связанное с биржевым бумом. Оно было особенно заметно в Париже. Масса состоятельных людей устремилась сюда со всей Европы, оставляя деньги в карманах домовладельцев, торговцев, ремесленников. Цены на продовольствие и предметы роскоши заметно повысились. Что-то выиграли и низы: значительно выросли заработки наемных работников.
Никогда еще в Париже не продавалось столько предметов роскоши. Статуи, картины, гобелены отовсюду свозились в Париж, так как находили здесь хороший сбыт. Всевозможные изящные изделия для украшения домов, доступные раньше только аристократам, теперь попадали в дома торговцев и вообще людей среднего класса. Охотно покупались ювелирные изделия, в том числе самые дорогие. Сам регент купил за 2 миллиона ливров знаменитый бриллиант, названный впоследствии в его честь «Регент». Деньги для этой расточительной покупки предоставил все тот же Ло.
Разумеется, Ло тоже сильно разбогател. Он купил два поместья и вел переговоры о покупке третьего, которое должно было дать ему титул маркиза. По просьбе регента он перешел из наследственной протестантской веры в католичество, что открывало перед ним возможность государственной карьеры. На короткое время он стал генеральным контролером (министром) финансов Франции. Впрочем, Ло сохранял черты простого, любезного и разумного человека. Если он и был высокомерен, то только с аристократами, которые сами унижались перед ним. Он охотно общался со своими соотечественниками из Шотландии и однажды провел несколько часов с таким гостем, пренебрегая знатными французами, ожидавшими приема.
Иллюзия процветания распространялась по стране и настолько слепила глаза всей нации, что никто не хотел видеть темных туч на горизонте, которые предвещали приближающуюся бурю. В первой половине 1720 года эмиссия банкнот Королевского банка вышла за пределы разумного. Регент, не желавший ничего знать о законах банковского дела, рассуждал просто: если после выпуска 500 миллионов ливров результат так хорош, то почему не выпустить еще столько же? С другой стороны, только человеческая жадность поддерживала акции на высоком уровне.
Началось с того, что принц де Конти, один из влиятельных врагов Ло, отправил в Королевский банк груз банкнот и потребовал обменять их на металл. Почуяв опасность, Ло бросился к регенту, и тот по его просьбе рекомендовал своему знатному родственнику отказаться от этого требования, как бы законно оно ни было. На удачу для Ло, принц был непопулярен и известен своей мелочностью и скупостью. Однако это не насторожило Ло и его покровителя в достаточной мере.
Между тем менее знатные люди, почуявшие, куда ветер дует, стали изымать из банка его ограниченный запас драгоценных металлов. Многие отсылали эти деньги или купленные на бумажки драгоценности в Англию и Голландию. Один богатый делец приобрел золото и серебро на миллион ливров, погрузил свои сокровища на телегу и прикрыл их сеном и навозом, а сам переоделся крестьянином и благополучно добрался до Бельгии.
Напряжение вокруг банкнот нарастало. Ло провел указы, которые ограничивали размен: в одни руки стали выдавать не более 100 ливров золотом и 10 ливров серебром – суммы сравнительно небольшие. Это, разумеется, не повысило доверия к банку и его банкнотам. По всей Франции из обращения исчезала разменная монета, что стало мешать розничной торговле. Избегая банкнот, люди старались припрятать любые металлические деньги. В феврале 1720 года по инициативе Ло был издан указ, запрещавший владение монетами на сумму сверх 500 ливров под угрозой конфискации и других наказаний. Было также запрещено покупать ювелирные изделия и драгоценные камни. Доносчикам опять-таки была обещана доля в конфискованных ценностях. Началась безобразная эпидемия доносов, обысков, конфискаций и арестов. Английский посол говорил, что Ло, перейдя в католичество, ввел во Франции инквизицию. Народная любовь к Ло и регенту стремительно превращалась в ненависть.
Новая стадия кризиса наступила, когда стали стремительно падать акции Компании Индий. Правительство попыталось поддержать её престиж путем формирования корпуса переселенцев из 6 тысяч человек для освоения богатств Америки. Тем, кто соглашался на переселение, выдавали одежду и орудия труда. В этот корпус удавалось вербовать лишь отбросы общества, нищих и бродяг. Для поднятия духа публики их несколько дней водили маршем по улицам Парижа, а потом отправляли в порты для погрузки на корабли. Однако более половины этих людей так и не попало в Новый Орлеан – столицу и главный порт колонии. Они продавали выданное им добро и возвращались в Париж, где вели прежний образ жизни. Но эти фокусы лишь на короткое время поддержали акции, чье падение очень скоро возобновилось. Практически акции обесценились до номинала, поглотив бумажное богатство многих нуворишей.
Финансовый кризис обострялся. Люди вопреки закону отказывались принимать платежи в бумажных деньгах и требовали звонкой монеты. В обстановке паники было принято решение слить банк с Компанией Индий в одно учреждение. С участием Ло правительство обсуждало разные планы выхода из кризиса, но не нашло ничего лучше, как обесценить банкноты. 21 мая 1720 года было объявлено, что ценность банкнот в металле уменьшается вдвое. Всеобщее возмущение населения было так велико, что правительство, делая из себя посмешище, пошло на попятный и восстановило прежние условия размена. Однако такое решение уже не имело значения, поскольку 27 мая под угрозой полной потери запаса драгоценных металлов банк прекратил размен. Регент возложил ответственность за банкротство на Ло. Когда Ло в один из этих дней приехал в Пале-Рояль, резиденцию регента, ему было демонстративно отказано в приеме. Правда, ночью Ло был тайно приглашен к регенту, причем его провели через боковую дверь. Регент пытался объяснить министру причины своего сурового обращения на людях государственной необходимостью.
Через несколько дней Ло чуть не стал жертвой народного гнева. Когда он подъехал к воротам собственного дома, карету окружила толпа, криками и угрозами выражавшая свое негодование. Если бы сообразительный кучер не хлестнул лошадей и ворота не закрылись бы сразу за каретой, толпа вполне могла вытащить Ло из кареты и растерзать. Другой раз опасность угрожала его жене и дочери. Регент послал отряд швейцарских гвардейцев для охраны Ло и его семьи, но он, не надеясь на солдат, предпочел переехать в Пале-Рояль под прямую защиту регента. Было решено вернуть к управлению страной канцлера Дагессо, отправленного в 1718 году в отставку за сопротивление проектам шотландца. На этот раз Ло пришлось снести большое унижение: вместе с другим посланцем регента он отправился в загородное поместье Дагессо, чтобы уговорить его вернуться на свой пост. Первой мерой вернувшегося в Париж канцлера была отмена указа, запрещавшего владение драгоценными металлами. Размен банкнот Королевского банка был возобновлен 10 июня 1720 года.
Население Парижа бросилось к банку обменивать свои бумажки. Поскольку серебра не хватало, людям стали выдавать медную монету. Однако никто не жаловался, получая за свои 50 ливров несколько десятков фунтов меди, – а её было нелегко тащить по улицам. 9 июля произошло кровавое столкновение: чтобы народ не разгромил банк, солдаты закрыли решетки и встали за ними с ружьями. В солдат полетели камни, и, когда кто-то попал в одного из солдат, раздались выстрелы. Один человек был убит, другой ранен. Через несколько дней давка у дверей банка стала такой, что погибло полтора десятка человек. С тремя трупами на носилках толпа направилась к Пале-Роялю. Увидев у ворот пустой экипаж Ло, люди стащили кучера с козел и едва не убили его, а экипаж разнесли на куски.
Все признаки инфляции были налицо. Эмиссия бумажных денег совершенно не соответствовала реальным запросам экономики. Рынок акций, на котором начался спад, более не поглощал эмиссию. Теперь источником роста цен был уже не подъем хозяйства, а инфляционное изобилие денег. В августе 1720 года 1000-ливровая банкнота обменивалась только на 400 ливров звонкой монетой, в сентябре – примерно на 250 ливров. Агония банка вступила в последнюю фазу: указом от 20 октября 1720 года его банкноты были аннулированы без всякой компенсации, а с 1 ноября перестали быть законным платежным средством.
Тем временем Компания Индий находилась при последнем издыхании. В попытке доставить ей хоть какой-нибудь доход был издан указ, по которому в её распоряжение передавалась вся морская торговля Франции. Тут окончательно взбунтовался парижский парламент, особый невыборный судебный орган, одна из функций которого состояла в регистрации указов правительства. Парламент признал указ незаконным и отказался его регистрировать, что создавало для регента (и для Ло) определенные неудобства. Тогда весь парламент в полном составе был сослан в Понтуаз, но он и там отказался штамповать такие указы. Ло пытался остановить падение курса акций и обещал, что сама компания будет покупать свои акции по 5 тысяч ливров. Однако средств для этого не хватало, и акции Компании Индий продолжали обесцениваться.
Французы известны своим умением смеяться и подшучивать над собственными бедами. Париж заполнился карикатурами на Ло и регента, на улицах распевались издевательские песенки, часто весьма непристойные. В одной из них рекомендовалось использовать бумажки Ло для самой низменной цели, которой может послужить бумага.
Правительство предложило обменять акции на низкодоходные государственные облигации. Однако большинство держателей отказалось от этой операции. Тогда в ноябре 1720 года вышел указ, по которому у компании отнимались почти все её привилегии. Это был смертельный удар, после которого акции компании потеряли практически всякую ценность. Был возбужден ряд уголовных дел против лиц, которых обвиняли в незаконном обогащении и мошенничестве. Подвергся аресту и заключению в Бастилию брат министра Уильям Ло, который принимал активное участие в делах банка и компании. Однако его вина не была доказана, и его скоро выпустили. Уильям Ло стал родоначальником французской аристократической семьи маркизов Лористон.
Джон Ло сначала просил у регента отставки и разрешения удалиться в одно из своих поместий. Хотя регент был сильно обеспокоен оборотом дел, он сохранил веру в Ло и его систему. В последующие годы регент не раз говорил, что хорошо бы восстановить систему – только на более прочном основании. По сообщению современника, Ло сказал при последней своей встрече с регентом: «Я признаю, что совершил много ошибок. Ведь я человек, а людям свойственно ошибаться. Но я клянусь, что за этими ошибками не было нечистых и бесчестных мотивов, что ничего подобного не найдут в моей деятельности».
Через короткое время после отъезда в имение Ло получил, однако, предписание покинуть Францию и сообщение, что паспорт ждет его в Париже. Говорили, что регент в письме предлагал ему любую потребную сумму денег, но Ло почтительно отказался.
Вместе с сыном он выехал в Брюссель в карете с эскортом из шести всадников, которые не то охраняли, не то конвоировали его. После этого Ло видели в разных городах Европы. Ходили слухи о его несметном богатстве, но они оказались ложными. Вопреки своей натуре азартного игрока, он отказался обогащаться за счет разоренной страны. На пике всеобщего безумия вокруг миссисипских акций он оставался абсолютно уверен в конечном успехе своих проектов, обещавших сделать Францию богатейшей и сильнейшей страной Европы. Он вложил все свои деньги во Франции – явное доказательство того, что он не собирался бежать с ними и намеревался там жить. В отличие от нечестных дельцов, Ло не вывез за границу никаких ценностей, если не считать одного довольно дорогого кольца с бриллиантом. Этих фактов достаточно, чтобы защитить его память от обвинений в мошенничестве, которые часто выдвигались против него. Поместья и другая собственность Ло были конфискованы. Его жена и дочь, оставшиеся во Франции, были лишены пенсии, хотя он сам оплатил её на много лет вперед. Ярость против Ло как виновника бедствий, последовавших за крахом банка и компании, была почти всеобщей. Парижский парламент охотно приговорил бы его к повешению, если бы Ло был доступен. Но находились и рассудительные люди, которые считали, что таланты и знания Ло не были использованы в интересах страны, экономическое положение которой было столь бедственно.
Проблему оставшегося государственного долга решили фактически путем конфискации. Из числа кредиторов были выделены те, кто не мог доказать законность приобретенных ими обязательств казны, и эти бумаги были просто аннулированы. Сумма процентов по остальным обязательствам была произвольно сокращена в несколько раз. Официально это объяснялось тем, что было раскрыто много злоупотреблений, связанных с выпуском и обращением государственных ценных бумаг.
Живя в эмиграции, Ло некоторое время тешил себя надеждой, что он еще будет призван в Париж и займется приведением в порядок финансов. Но в 1723 году его покровитель регент внезапно умер, что сделало возвращение Ло совершенно невозможным. В эти годы он стал опять много играть в азартные игры. Ему приходилось закладывать свое кольцо, но каждый раз удача позволяла ему выкупать заклад.
Русский царь Петр I внимательно следил за карьерой Ло и судьбой его предприятий. По некоторым сведениям, он имел с ним беседу во время своего пребывания во Франции в 1717 году. Когда Ло оказался не у дел, царь приказал пригласить его в Россию в качестве экономического советника. Из архивных материалов известно, что ему собирались поручить формирование компании купцов для торговли с Персией, а также организацию переселения ремесленников из Западной Европы в Россию. По мнению французских авторов, речь шла также об учреждении банка, подобного тому, какой Ло основал в Париже. Однако Ло уклонился от прямого ответа на предложение царя. Около четырех лет Ло провел в Англии, где он был к этому времени амнистирован по старому делу о дуэльном убийстве. Видимо, чтобы избавиться от Ло, ему дали какое-то дипломатическое поручение в Германии, и он некоторое время провел в Мюнхене. Умер Ло в Венеции в 1729 году от воспаления легких.
Крушение системы Ло оказало большое влияние на экономику Франции в XVIII веке, вплоть до революции конца столетия. Травма, полученная при крушении миссисипской аферы и всей системы Ло, замедлила развитие банковского дела и рост промышленности. Вместе с инфляцией ассигнатов во времена Директории в 1790-х годах она на многие годы создала у французов невротический, даже параноидальный синдром в отношении банков.
По материалам статьи "История мировых финансовых кризисов Джон Ло и крах его системы (Франция, 1716–1720 гг.)", Журнал «Портфельный инвестор», №4, 2008 год